— Леди Маргарет решила посетить ваш приют, чтобы проверить, как живут дети, на которых она жертвует.

— Разумеется, разумеется, — рассыпалась в любезностях толстушка. — Я немедля пошлю за директрисой, чтобы открыть вам, леди Маргарет!

Она замахала рукой одной из девочек постарше, и та быстрым шагом пошла к дому. Не спешит, не спешит! Я улыбнулась женщине и сказала:

— Добрый день. Сколько девочек живёт в приюте?

Толстушка смешалась, пожевала губами, видимо, считая, и ответила:

— Сорок три, миледи.

— На прогулке не больше двадцати, — я оглядела сад. — Где же остальные?

— О, остальные девочки заняты на уборке и в саду, — расплылась в подобострастной улыбке женщина. — Мы гордимся тем, что многим обеспечиваем себя сами.

— Это очень хорошо, но девочки, которые сейчас убирают, потом выйдут на прогулку? — уточнила я. Женщина снова замялась и сказала быстро:

— Ну конечно, миледи! Не извольте сомневаться!

Я сразу засомневалась. Но пока ничего не сказала. Потому что с крыльца спустилась дама, которую впору было назвать, как и меня, леди.

Она подошла к воротам и отперла замок, приветствуя меня:

— Леди Берти, очень рада вашему визиту. Что же вы не предупредили?

— Чтобы вы подготовились? — фыркнула я. — Ничего, я уверена, что у вас всё в порядке.

Конечно, нет, не уверена. Но надо успокоить начальницу, чтобы она не бросилась исправлять недочёты, пока кто-то будет отвлекать проверяющего.

Я вошла в садик, и все девочки в едином движении присели в книксене. Толстушка тоже. Лили удовлетворённо заметила:

— У них отличное воспитание.

— Ну да, ну да, — ответила я, оглядывая ряд девочек. Худенькие, бледные… Да, я точно найду грубые нарушения в работе приюта.

Глава 8. Социальная работа в викторианской Англии

— Я думаю, мы с вами не имели возможности быть представленными друг другу, — учтиво сказала директриса. — Моё имя — Беатриса Вандерхоуп.

— Очень приятно, — ответила я, слегка склонив голову. — Если вам несложно, проводите меня туда, где живут девочки, я хочу лично убедиться в том, что условия жизни подобающие.

— Разумеется. Пройдёмте. Здесь дортуары.

Она провела меня в дом, где, после небольшого холла, мы свернули направо и оказались в огромной комнате, где стояло полсотни кроватей. Белые стены, крашеный деревянный пол — кое-где облезший. Кровати самые обычные, грубо сколоченные, покрытые простыми покрывалами. Подушки — одно название: едва набитые, похожие на тонкие маленькие одеяльца в пододеяльниках.

В общем, не айс.

Как, впрочем, я и ожидала, вспоминая «Джей Эйр».

— Так, ну тут надо всё поменять, — сказала я безапелляционным тоном. Лили поддакнула из-за спины:

— Да, просто ужас, ужас.

— Что именно вы желаете поменять, леди Маргарет? — прикинулась овечкой Беатриса. Я улыбнулась ей:

— Всё. Начиная с постельного белья и заканчивая… Вот этой огромностью. Наверное, зимой здесь очень холодно!

— Я уверяю вас, что спартанские условия готовят девочек к настоящей жизни вне стен приюта!

— Я. Сказала. Надо. Всё. Поменять.

Сказав это, я повернулась к Беатрисе и взглянула ей в глаза. В них царило смятение. Директриса явно не предполагала, что я пойду таким путём. Но и оставить всё как есть я не могу.

— Конечно, конечно, — пробормотала леди напротив. — Мы всё сделаем. Позвольте, я покажу вам классную комнату.

Я позволила. В любом случае, в дортуарах нужно делать ремонт. Посмотрим на классы. А потом на столовую. То, что дети — сироты, не должно влиять на их качество жизни. Я сама сирота, сама жила в детском доме — аналоге приюта, но у меня была хорошая жизнь. У меня была отличная кровать, две полки в шкафу, трёхразовое питание и даже квартира на выходе из интерната.

А что будет у этих девочек?

Полагаю, что трижды ничего.

В классной комнате всё было обустроено хорошо. Несколько столов, за которыми могли уместиться по десять девочек, чёрные доски, измазанные мелом, сложенные в уголке пряжа для вязания и мотки ниток для вышивки. Тут мне понравилось. Зато в столовой…

Директриса Беатриса пригласила меня в это помещение с улыбочкой. Я сразу поняла: что-то нечисто! А женщина разливалась соловьём:

— Мы уделяем особое внимание питанию наших воспитанниц! Они не приучены к деликатесам, что будет подспорьем в их будущей жизни, ибо девочки предназначены для работы гувернантками и служанками. Наши девочки неприхотливы в еде и воспитываются в почтении.

Ну да, ну да, в почтении они воспитываются, в смирении и в неприхотливости… Я уже видела неприхотливость, теперь хочу посмотреть на смирение. Если смогу смотреть…

В столовой уже собрались девочки. Навскидку младшей из них было лет десять, старшей — лет пятнадцать. Перед ними на столе были расставлены миски, и вторая толстуха, одетая в тёмное платье с белым передником поверх, как раз закончила разливать по ним суп. Она присела в книксене, повернувшись к нам, и укатила столик с огромной кастрюлей куда-то внутрь помещений.

Я думала, что смогу поесть вместе с девочками, но мне не позволили. После короткой молитвы, произнесённой стоя и со сложенными перед грудью ладонями, воспитанницам разрешили сесть и приступить к еде. Меня же радушно пригласили за учительский стол. Моей соседкой стала сама директриса Беатриса, а с другой стороны села молоденькая женщина скромного вида со сложной причёской из высоко начёсанных волос и живыми любопытными глазами. Именно она подала мне фарфоровую миску с супом, который налила из настоящей супницы, стоявшей в центре стола.

— Прошу вас, леди Маргарет, — сказала Беатриса. — Как видите, мы питаемся тем же, что и наши воспитанницы, за маленьким исключением.

И она подвинула ближе ко мне кубок с тёмной, чуть прикрытой бежевой пенкой жидкостью. Я надеялась, что это какао, но жестоко ошиблась. Пригубив, поняла: пиво! Крепкое и сладкое… Великолепно! Училки и директриса бухают в обед!

— Отведайте супа, — вежливо пела директриса мне в ухо. — Он приготовлен из курицы со сливками и тёртым миндалём. Девочки очень любят такой суп! Наша кухарка готовит его каждую неделю!

— Девочки?

Я попробовала ложку густого, протёртого в пюре супа и покивала. Действительно вкусно! Чуть-чуть недосолено, конечно, но это не беда. Вот где настоящая беда, так это в том, что директриса мне нагло врёт. Ибо жиденькая похлёбка, которая плещется в мисках воспитанниц, мало похожа на это пюре.

А что делать, когда кто-то врёт?

Вывести его на чистую воду.

Я мило улыбнулась директрисе и встала, отодвинув стул:

— Извините меня, миссис Вандерхоуп, но мне хотелось бы пообедать с девочками.

Беатриса издала странный звук, который я расценила, как икоту. Вскочив, женщина попыталась было меня удержать, и пришлось грозно взглянуть на неё. Ишь! Перечить она мне будет! Я не просто проверяющая, я благотворительница, и делать буду ровно то, что хочу, даже если директрису это не устраивает.

Воспитанницы уставились на меня со смесью удивления и страха, когда я подошла к ближайшему столу с миской в руках и сказала как можно более ласково:

— Предлагаю обмен тарелками! Кто хочет поменяться?

Глаза округлились, девочки переглянулись между собой, но моё предложение никого не заинтересовало. Кроме одной — маленькой и худенькой. Её тощие светлые косички должны были быть сложены, как у других, короной вокруг головы, но их не хватило, и девочке пришлось прикрепить их заколками на затылке. Девочка встала, освобождая место для меня, и, недолго думая, принесла ещё один стул, который стоял у двери. Я поставила перед находчивой воспитанницей свою миску и улыбнулась:

— Как тебя зовут?

— Алиса, мэм, — ответила девочка и взялась за ложку. Правильно, чего зря болтать, если суп стынет! Я тоже попробовала своё новое блюдо и чуть не поперхнулась.

Да, курица когда-то пробегала мимо кастрюли, где готовили эту воду, и даже, наверное, помочила в ней лапки. Но недолго. Тёртый миндаль, к сожалению, на свидание с супчиком не пришёл, и обошлись без него. Зато ложкой я выловила нечто желеобразное и дряблое. Попробовала не без брезгливости и поняла, что это разваренная репка…